Николай Гумилёв: Африка и не только...
ЭЛЕКТРОННАЯ ВЫСТАВКА К 135-ЛЕТИЮ
СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Н.С. ГУМИЛЁВА

Автор: Рыжова Оксана
О выставке
Мудрость — баобаб.
Никто в одиночку не сможет её охватить.
Африканская пословица
Он был крупнейшим поэтом Серебряного века, основателем нового поэтического направления – акмеизма. Его стихи, насильно изъятые из литературного обращения во второй половине 1920-х годов, тем не менее, служили путеводной звездой, своеобразным маяком, для многих известных советских, а позднее и российских поэтов.
Начиная с 1990-х годов, имя Николая Гумилёва и его поэтические труды стали возвращаться в литературный обиход. Появилось множество литературоведческих и биографических работ, а также мемуарных свидетельств жизни Николая Степановича. Офицер, поэт, разведчик, путешественник, дуэлянт, супруг Анны Ахматовой и отец Льва Гумилёва – его жизнь, оборвавшаяся трагически, наполнена множеством событий. Будучи русским человеком и подданным Российской империи, он и доселе воспринимается как поэт «экзотический», его творчество изобилует образами далёких и манящих «других» стран.

Николай Степанович Гумилёв, 1907
И это не удивительно, ведь и сам он был пропитан культурой многих народов. Николай Гумилёв известен не только как поэт. Он был теоретиком и практиком художественного перевода, редактором и издателем переводных сборников. Его перу принадлежат, в частности, переводы стихотворений Уильяма Шекспира, Оскара Уайльда, Теофиля Готье, Шарля Бодлера, Артюра Рембо, Генриха Гейне.

Но всё же более всего его манили страны «дикие», непознанные. Пожалуй, он самый «африканский» из русских поэтов, трижды посетивший жаркий континент: как турист (1910), как корреспондент журнала «Аполлон» (1911) и в качестве главы научной экспедиции от Академии наук (1913).

Год 2021 – юбилейный для поклонников творчества Гумилёва. 3 апреля исполнилось 135 лет со дня рождения Николая Степановича. Несмотря на обилие исследований, в его жизни остаётся много «белых пятен». Был ли он искателем легендарных Гипербореи и страны Му? Служил ли он в русской разведке? Нет доподлинных фактов, как нет и опровержений этого. Но каждая версия имеет право на существование. Верить или нет каждый решает сам. Мы предлагаем Вашему вниманию электронную выставку «Николай Гумилёв: Африка и не только…»
Использованные материалы:

1. Вольпе, М.Л. Литература Эфиопии: Очерк, 2003
2. Воробьева, Е. Африканская одиссея Николая Гумилёва
3. Гумилёв, Николай Степанович. Биография
4. Гумилёв, Н.С. Неизданные стихи и письма, 1980
5. Гумилёв, Н.С. Переводы, 2019
6. Гумилёв, Н.С. Стихотворения, 2020
7. Иллюстрации из книг фонда Библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино
8. Иллюстрации и фотографии из открытых источников

© Все авторские права принадлежат правообладателям. Материалы не используются в коммерческих целях.
Николай Гумилёв
Детски-мудрое, до боли сладкое ощущение
собственного незнания, —
вот что нам даёт неведомое
Николай Гумилёв
Родился Николай Степанович в дворянской семье кронштадтского корабельного врача Степана Яковлевича Гумилёва (1836—1910). Мать — Анна Ивановна, урождённая Львова (1854—1942). В детстве Николай был слабым и болезненным ребёнком: его постоянно мучили головные боли, он плохо переносил шум. Со слов Анны Ахматовой своё первое четверостишие про прекрасную Ниагару будущий поэт написал уже в шесть лет. В Царскосельскую гимназию он поступил в 1894 году, но проучившись лишь несколько месяцев, из-за болезни перешёл на домашнее обучение.

Осенью 1895 года Гумилёвы переехали из Царского Села в Петербург и наняли квартиру в доме купца Н.В. Шалина на углу Дегтярной и 3-й Рождественской улиц. В следующем году Николай стал учиться в гимназии Гуревича.

В 1900 году у старшего брата Дмитрия (1884—1922) обнаружился туберкулёз, и Гумилёвы уехали на Кавказ, в Тифлис. Здесь в «Тифлисском листке» 1902 года впервые было опубликовано стихотворение Н. Гумилёва «Я в лес бежал из городов…». В 1903 году семья вновь возвратились в Царское Село.

За год до окончания гимназии на средства родителей была издана первая книга его стихов «Путь конквистадоров». Этот сборник удостоил своей отдельной рецензией Валерий Брюсов, один из авторитетнейших поэтов того времени. Хотя рецензия не была хвалебной, мэтр завершил её словами: «Предположим, что она [книга] только «путь» нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди». После этого между Брюсовым и Гумилёвым завязывается переписка. Он считал Брюсова своим учителем, брюсовские мотивы прослеживаются во многих его стихах (например, «Волшебная скрипка»). Мэтр долгое время покровительствовал молодому поэту.
Анна Ивановна и Степан Яковлевич Гумилёвы
Фотографии около 1884 года
После окончания гимназии Гумилёв уехал учиться в Сорбонну. С 1906 года он жил в Париже: слушал лекции по французской литературе, изучал живопись и много путешествовал. Побывал в Италии и Франции. Находясь в Париже, издавал литературный журнал «Сириус», в котором дебютировала Анна Горенко [настоящее имя Анны Ахматовой]. Посещал выставки, знакомился с французскими и русскими писателями, состоял в интенсивной переписке с Брюсовым, которому посылал свои стихи, статьи, рассказы. В 1908 году он возвращается в Россию.

Николай Гумилёв в Париже, 1906
Фотография Максимилиана Волошина
Большой пласт творчества Гумилёва пронизан африканскими мотивами. По словам российского филолога и африканиста Михаила Вольпе: «Анна Ахматова говорила о его страсти к путешествиям. Он воспел в своих стихах Музу дальних странствий. В жизни Гумилёва бывали периоды, когда интерес к Африке вдруг выдвигался на первый план, заслоняя собой всё остальное… Связанные с этим континентом реминисценции буквально пронизывают поэзию Гумилёва, ни об одной другой части света, за исключением родины (а географический охват его творчества широк – от Китая до Южной Америки), он не писал столь тепло и прочувствованно».

Но он был не только поэтом, но и одним из крупнейших исследователей Африки своего времени. Совершил несколько экспедиций по восточной и северо-восточной Африке и привёз в Музей антропологии и этнографии (Кунсткамеру) в Санкт-Петербурге богатейшую коллекцию. Существует версия, что первое путешествие в Африку (Египет) Гумилёв совершил летом 1907 года, однако, она не подтверждена документально. Большинство исследователей склоняются, что у Николая Степановича было три африканских одиссеи с 1910 по 1913 года.
Шпионские страсти и дипломатия
Я поставил палатку на каменном склоне
Абиссинских, сбегающих к западу, гор
И беспечно смотрел, как пылают закаты
Над зелёною крышей далёких лесов…

Прилетали оттуда какие-то птицы
С изумрудными перьями в длинных хвостах,
По ночам выбегали веселые зебры,
Мне был слышен их храп и удары копыт.

И однажды закат был особенно красен,
И особенный запах летел от лесов…
Н.С. Гумилёв «Экваториальный лес», 1918

Интересно, что пристальное внимание к «необычному» проявлялась у Николая Гумилёва всегда. Он не только самый «тропический», но и один из самых мистических русских поэтов. В Петербурге конца XIX – начала XX веков было заметно всеобщее увлечение мистицизмом в различном его проявлении – от буддистских течений до масонства, от оккультизма до космогонического мифологизма.

В частности, была популярна легенда о «Каменной» или «Голубиной [Глубинной] книге». Этот «фолиант» представлял собой рунические знаки, вырезанные в скалах на берегу Белого моря (Карелия), шириной до 80 метров. Создана она была по преданию жителями легендарной страны Гипербореи.
По мнению многих историков и мифологов, «Голубиная книга» не только содержала изначальное учение о мироздании, но и раскрывала загадку эликсира вечной жизни, а также некие технологии, способные вывести цивилизацию на новый уровень развития. Кроме того, «Каменная книга» стала первоисточником для мифов и легенд чуть ли не всех народов мира, всех древнейших знаний и религий.

Существует версия, что именно этот утерянный артефакт и нашёл в 1904 году Николай Гумилёв во время своего путешествия на скалистые острова Белого моря. И после возвращения немедленно добился аудиенции у своего сановного соседа по Царскому Селу – Николая II. Встретиться с царем было не сложно. По воспоминаниям художников и исследователей Натальи и Владимира Евсевьевых, «между прочим, царская резиденция тогда была открыта для всех желающих». Да и дом Полубояринова, где жили Гумилёвы, располагался в самом центре «российского Версаля» – на углу улиц Оранжерейной и Средней – возле самого Александровского дворца.
Поразительно, но выслушав доклад восемнадцатилетнего юноши, самодержец Российский распорядился немедля выделить из казны средства. Экспедиция под руководством Гумилёва отправляется на Север – на острова Кузовского архипелага. Юный исследователь приступает к поискам легендарных свидетельств давней эпохи, гробницы «королевы Моб».

«Для раскопок мы выбрали каменную пирамиду на острове, который носит название Русский Кузов, к сожалению, пирамида оказалась пустой и мы уже собирались закончить работу на острове, когда я попросил рабочих, ни на что особенно не рассчитывая, разобрать небольшую пирамиду, которая находилась метрах в десяти от первой, – докладывал государю Гумилёв. – Там, к моей неимоверной радости оказались плотно подогнанные друг к другу камни. Уже на следующий день мы сумели вскрыть это захоронение, сделанное в форме склепа. Викинги не хоронили своих умерших и не строили каменные усыпальницы, на основании чего я сделал вывод, что это захоронение относится к более древней цивилизации. В могиле был скелет женщины, никаких предметов, кроме одного единственного. Около черепа женщины находился золотой гребень удивительной работы, на верху которого девушка в облегающей тунике сидела на спинах двух несущих ее дельфинов».
Следуя «настойчивой просьбе» государя, Николай Гумилёв продал найденный им артефакт, названный им «Гиперборейским гребнем», великому князю Сергею Михайловичу. А тот, в свою очередь, от имени Николая II, преподнес его своей возлюбленной, известной балерине Матильде Кшесинской.

Через четыре года, в 1911-м, за казённый счёт, был издан гумилёвский перевод «Каменной книги». Огромным, по тем временам, двадцатитысячным тиражом. А уже в следующем году поэт выпускает первый номер своего журнала, названного «Гиперборей».

Как видно из этого эпизода, страсть к приключениям и непознанному была у Николая Гумилёва в крови. И поэтому не удивительно, что он с удовольствием посетил не менее загадочную и даже откровенно опасную землю – Африку.
Существует версия, что Николай Гумилёв был российским разведчиком. Мол, кто же кроме разведчика поедет по доброй воле в пустыню Данакиль, чтобы «разведать», что там живут племена, которые видят свою жизненную миссию в том, чтобы убивать белых путешественников.

Своё познание заграницы, как уже говорилось, Гумилёв начал с Франции. В начале XX века Париж был своего рода «всемирным Вавилоном». Столица Франции манила к себе не только богемную публику, поэтов, художников, но и всякого рода авантюристов, проходимцев и, как тогда писали, «международных шпионов».
Бывший сотрудник Второго главного управления КГБ Василий Ставицкий уверен, что «сам по себе этот частный эпизод личной жизни не мог пройти мимо внимания военной разведки. Разведка просто не могла оставить без внимания факт выезда на учебу во Францию молодого курсанта с прекрасным знанием иностранного языка. Франция всегда представляла особый интерес для России как союзница и как соперница на мировой арене одновременно в зависимости от ситуации. Такую возможность просто не могла упустить российская военная разведка».

И не исключено (хотя и не подтверждено – разведка всё-таки ;-), что именно спецслужбы направили Николая Степановича в Африку.
Итак, в начале 1910 года после дуэли с Максимилианом Волошиным, холодного и насмешливого приёма публикой его поэмы «Сон Адама» и согласия Анны Ахматовой стать его женой, Гумилёв едет в свое первое африканское путешествие — в Абиссинию [ныне – Эфиопия].
Между берегом буйного Красного Моря
И суданским таинственным лесом видна,
Разметавшись среди четырех плоскогорий,
С отдыхающей львицею схожа, страна…
Н.С. Гумилёв «Абиссиния», 1918
Этот континент на протяжении веков оставался своеобразной Terra Incognita для Российской империи. При Петре I в книге «География» (1719) появились первые сведения об Африке, изобилующие фантасмагорическими сведениями.

Чуть позднее, в изданном Российской академией наук в 1753 году фолианте «География», можно было прочесть о том, что «вся Африка наполнена слонами, львами, барсами, верблюдами, обезьянами, змиями, драконами, страусами, казуриями и многими другими лютыми и редкими зверями, которые не токмо проезжим, но и жителям самим наскучили».
Первым из российских правителей решил включить неизведанные африканские земли в сферу интересов государства Российского именно Пётр I. В 1723 году по его повелению два фрегата отправились в плавание вокруг Африки с «Грамотой Королю Мадагаскарскому». Но дальнейшего развития экспансионистские планы русского императора не имели.

Позднее, во второй половине XIX века, после открытия Суэцкого канала и последующего оживления судоходства на Красном море, Африка оказалась в центре стратегических интересов великих европейских держав.

В конце XIX века у России впервые появился союзник в «Чёрной Африке». Это была Эфиопия, или, как тогда её называли в России, Абиссиния. Заинтересованность России определялась важным стратегическим положением Эфиопии – на кратчайшем пути из Европы на Дальний Восток. Тогда российское правительство озаботилось созданием собственной военно-морской базы или, как пишут сегодня, «непотопляемого авианосца», чтобы не зависеть от европейских стран, имеющих свои колонии в Африке, при загрузке русских кораблей углем.
Немаловажным было и то обстоятельство, что распространенная в Абиссинии религия имела сходство с православием. Сергей Витте впоследствии писал: «Так как Абиссиния, в конце концов, страна полуидолопоклонническая, но в этой их религии есть некоторые проблески православия, православной церкви, то на том основании мы очень желали объявить Абиссинию под своим покровительством...».
В 1888 — 1889 годах терский казак Николай Ашинов и архимандрит Паисий пытались основать на абиссинском берегу Красного моря «Московскую станицу», которая могла бы стать в дальнейшем угольной базой для проходящих по Суэцкому каналу российских пароходов. Их предприятие не увенчалось успехом, однако, у Российской империи начали выстраиваться дипломатические отношения с независимой Абиссинией. В Аддис-Абебе жили русские дипломаты и разного рода специалисты. Подробнее про историю «русской Африки» можно прочитать в книге Петра Краснова «Казаки в Абиссинии», изданной в 1899 году.
Но вернёмся к Гумилёву. Итак, на дворе год под числовым номером 1910. Абиссиния в 1910 году была независимой в отличие от окружающих африканских стран. Более того, она была империей, её территория простирались от бассейна Верхнего Нила до побережий Красного и Аравийского морей и лесов Центральной Африки. В горной части страны располагались земли метрополии — Амхары на севере, Тигрэ на северо-западе и Шоа в Центральной части. Внизу, по склонам нагорья жили многочисленные вассальные племена, в том числе воинственные мусульмане-галласы, населяющие восточные области, где центром был город Харрар, тот самый, где провёл свои «африканские годы» французский поэт Артюр Рембо.
Что же так тянуло Николая Степановича в малоизведанные земли? Во-первых оттуда вышли предки «нашего всего» – Александра Пушкина. Но были и иные, тайные цели. Литературовед Николай Богомолов в своей работе «Оккультные мотивы в творчестве Гумилёва» отмечал, что «проблема связи творчества Гумилёва с разного рода мистическими учениями современной ему эпохи – проблема совершенно очевидная, зафиксированная многочисленными документами и наблюдениями».

По мнению учёного, существовало несколько поводов, заставлявшие Гумилёва стремиться в Африку, которые восходят к оккультным доктринам. Среди них «масонская мифология, предполагавшая в качестве отмеченных для посещения… трёх городов, в которых Гумилёв побывал» (Каир, Париж и Смирна).
Находился Николай и под «магией слова» доктора Папюса [настоящее имя – Жерар Энкос], с которым повстречался в Париже. Факт их знакомства подтверждала Анна Ахматова. Мистик Папюс считал:, что история человечества представляет собой тетраду рас, несущих в себе истинный свет мудрости – лемурийцы, атланты, асуры и гиперборейцы. При этом Африка, являвшаяся континентом, где обитали наследники предшествующих цивилизаций, рассматривалась как хранилище важнейших данных о магических корнях современного «тайного знания».

Эти рассуждения проливали свет на загадку изысканий на русском Севере в 1904 году. Отнюдь не совпадением, по размышлениям Гумилёва, было то, что название карельского города Кемь происходит от древнего термина «кем» или «хем» и означает «большая вода», и то, что древние египтяне называли себя «народом Кеми». Да и древнегреческие источники, из которых было известно о существовании на севере таинственной страны Гипербореи, утверждали, что жители её – древнейший народ, наряду с египтянами.
Африканская саванна
Есть версия, что помимо культурологического и дипломатического интересов «заданием» Николая Гумилёва было раскрытие оккультных, масонских знаний и поиски в Африке легендарной страны Му. А предшествовавшая этому поездка во Францию - попытка найти нужные связи и контакты.

Однако, закончим с «мистикой» и обратимся к проверенным фактам. Итак, год 1910-й от рождества Христова. По Средиземному морю Гумилёв едет в Египет. Осмотрев Каир и погуляв по знаменитому саду Эзбекие, он хотел сразу же вернуться в Одессу. Но передумал, и отправился поездом в Порт-Саид и оттуда до Джибути, порта, который был морскими воротами в Абиссинию.
«Завтра еду вглубь страны, по направлению к Аддис-Абебе, столице императора Менелика, — писал он Валерию Брюсову 6 января 1910. - По дороге буду охотиться. Здесь уже есть всё, до львов и слонов включительно. Солнце палит немилосердно… Настоящая Африка. Пишу стихи, но мало. Глупею по мере того, как чернею, а чернею я с каждым часом. Но впечатлений масса. Хватит на две книги стихов. Если меня не съедят, я вернусь в конце января».
Упоминаемый в цитате абиссинский император Менелик II был знаковой фигурой для своего времени. Он пытался наладить прочные связи с Францией, Англией и «единоверной Россией». Жители абиссинской митрополии исповедовали коптское (египетское) христианство. Оно сильно отличается от Православия, но во второй половине XIX столетия Синод Русской Православной церкви провозгласил «единоверие» с коптами-христианами, что играло важную идейно-политическую роль в российской политике в Северо-Восточной Африке. Интересно, что Гумилёв упоминает в одном из своих очерков о «древней православной Абиссинии».
Российская империя стремилась установить отношения с независимой африканской империей. Так, во время победоносной войны Менелика против колонизаторов-итальянцев русский санитарный отряд находился в составе абиссинской армии. В 1898 году, после завершения боевых действий в Аддис-Абебу торжественно прибыла российская дипломатическая миссия. Это была первая официальная русская миссия в Африке.

Про абиссинскую освободительную войну Гумилёв написал стихотворение «Военная песня», вошедшая в цикл «Абиссинские песни» (1911):
Носороги топчут наше дурро,
Обезьяны обрывают смоквы,
Хуже обезьян и носорогов
Белые бродяги итальянцы.

Первый флаг забился над Харраром,
Это город раса Маконена,
Вслед за ним проснулся древний Аксум,
И в Тигрэ заухали гиены.

По лесам, горам и плоскогорьям
Бегают свирепые убийцы,
Вы, перерывающие горло,
Свежей крови вы напьетесь нынче.

От куста к кусту переползайте,
Как ползут к своей добыче змеи,
Прыгайте стремительно с утесов
— Вас прыжкам учили леопарды.

Кто добудет в битве больше ружей,
Кто зарежет больше итальянцев,
Люди назовут того ашкером
Самой белой лошади негуса.
Н.С. Гумилёв «Военная песня», 1910
Император Абиссинии с удовольствием принимал при своем дворе русских военных, специалистов и учёных. Однако у Гумилёва в эту поездку не хватило средств посетить столицу Абиссинии. Поэтому он примкнул к торговому каравану в порту Джибути, и проехав верхом вместе с купцами и погонщиками около трёхсот верст до Харрара, совершил охотничью вылазку в окрестности, встретил «русский» Новый год и с другим караваном собрался в обратный путь.
«Я в ужасном виде, — писал Гумилёв Михаилу Кузьмину, — платье мое изорвано колючками мимоз, кожа обгорела и медно-красного цвета, левый глаз воспален от солнца, нога болит, потому что упавший на горном перевале мул придавил её своим телом. Но я махнул рукой на все. Мне кажется, что мне снятся одновременно два сна, один неприятный и тяжёлый для тела, другой восхитительный для глаз. Я стараюсь думать только о последнем и забываю о первом».
В очерке «Африканская охота. Из путевого дневника Н. Гумилёва» есть запись: «А ночью мне приснилось, что за участие в каком-то абиссинском дворцовом перевороте мне отрубили голову, и я, истекая кровью, аплодирую умению палача и радуюсь, как всё это просто, хорошо и совсем не больно».

Возможно, это и есть ключ к разгадке миссии поэта-разведчика в страну «единоверцев». Российская империя всеми возможными методами старалась приобрести союзников на северо-востоке Африке. Тем более, что здесь, вблизи арабского Востока, уже действовали британский полковник Томас Эдвард Лоуренс, более известный как Лоуренс Аравийский, и германский дипломат Васмус – Васмус Персидский. России нужен был свой суперагент в африканском мире. Им и стал Николай Гумилёв, которому вполне подошло бы имя – Николай Абиссинский.
Вторая африканская одиссея Николая Гумилёва
Если хочешь меня застать, возвращайся скорее,
потому что я уезжаю в Африку
Из телеграммы Николая Гумилёва Анне Ахматовой
Очень скоро, уже в 1911, состоялось второе, большое путешествие Гумилёва в Абиссинию. Он отправился туда при финансовой поддержке журнала «Аполлон» в качестве корреспондента.

К тому моменту Гумилёв уже был женат на Анне Ахматовой. Он вспоминал: «Я мечтал о весёлой, общей домашней жизни, я хотел, чтобы она была не только моей женой, но и моим другом и весёлым товарищем. А для неё наш брак был лишь этапом, эпизодом в наших отношениях, в сущности, ничего не менявшим в них. Ей по-прежнему хотелось вести со мной «любовную войну» — мучить и терзать меня, устраивать сцены ревности с бурными объяснениями....».

У каждого была своя правда. Ахматова писала:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стёртые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики…
А я была его женой.
А. Ахматова «Он любил три вещи на свете», 1910
Гумилёв отправился в Порт-Саид через Бейрут и Кипр из Константинополя. Во время морского путешествия им была завершена поэма «Открытие Америки». Сойдя на египетский берег, он отправился в Каир, и там последний раз посетил сад в Эзбекие. Впоследствии он говорил, что хотел было покончить с собой из-за поведения Ахматовой, но увидев красоту сада, передумал. Путешествие стало прощанием Гумилёва с Египтом. Из Каира он на нильском пароходе добрался до Хальфы, связанной железной дорогой с Порт-Саидом, и 7 ноября сел на пароход, который шёл в уже знакомый ему Джибути.
Здравствуй, Красное Море, акулья уха,
Негритянская ванна, песчаный котёл!
На утёсах твоих, вместо влажного мха,
Известняк, словно каменный кактус, расцвёл.

Н.С. Гумилёв «Красное море», 1918
Из Джибути Гумилёв отправился в Аддис-Абебу с караваном, в составе которого была русская прислуга нового поверенного в делах Российской Империи в Абиссинии Бориса Чемерзина. Благодаря этому знакомству Гумилёва ждал радушный приём в русской миссии. Супруга Чемерзина писала, что Гумилёв произвел впечатление «богатого человека, очень воспитанного и приятного в обращении».

В Аддис-Абебе Гумилёв также познакомился с русскими авантюристами на абиссинской службе. Например, с бывшим драгуном Иваном Бабичевым, попавшим в отряд военного сопровождения миссии в 1890-е годы и перешедшим после женитьбы на родственнице императора Менелика II на абиссинскую службу.

Николай Гумилёв
Фотография 1909 года
Кроме того, произошло событие, которое Гумилёв спустя много лет вспоминал среди важнейших в жизни, и включил в свое произведение «Мои читатели» 1921 года (это стихотворение считается своего рода «завещанием» поэта):
Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне чёрного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов
Н.С. Гумилёв «Мои читатели», 1921
Речь идёт о Евгении Всеволодовиче Сенигове, одном из самых ярких персонажей в истории «русской Африки» конца XIX — начала XX века. По собственному признанию, в 1898 году он «числясь неблагонадежным», эмигрировал из России в Абиссинию, где прожил безвыездно в течении 24 лет. Он был женат на абиссинке, одевался как местные, входил в число доверенных лиц при дворе императора.

Евгений Всеволодович Сенигов с женой
Фотография А. Кохановского
В 1901 году Сенигов был официально назначен одним из заместителей князя, управлявшего покоренными южными территориями. Кроме того, он долгое время оставался имперским администратором в стране Каффа. Тут у него была собственная резиденция на реке Омо, а под Аддис-Абебой — жалованная за услуги усадьба.

Сенигов прочитал книгу Гумилёва «Жемчуга», восхитился и решил завести знакомство с автором. Сенигов был в глазах русских властей дезертиром, перешедшим на иностранную службу, поэтому в России Гумилёв никогда не рассказывал о знакомстве с ним.

Несмотря на знакомства с разного рода «авантюристами», Николай Гумилёв, прежде всего, был поэтом и по профессии, и по сути. Он переложил на русский язык несколько абиссинских песен.
Раз услышал бедный абиссинец,
Что далеко, на севере, в Каире
Занзибарские девушки пляшут
И любовь продают за деньги…
И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.
На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара
Слон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,
Пока он дошел до Каира
И вспомнил, что у него нет денег,
И пошел назад той же дорогой.
Абиссинская песня «Занзибарские девушки», перевод Н.С. Гумилёва, 1912
Гумилёв записывает песни со слов певца. Рядом стоит переводчик
Абиссиния, Харрар, 1913
На православное Рождество Николай Степанович был удостоен чести побывать на пиру в честь наследника абиссинского престола и наблюдать всю пышность царского африканского застолья. Там он познакомился с одним из принцев крови, лиджем Адену, который пригласил русского путешественника на охоту в своё загородное поместье.

Затем Сенигов предложил Гумилёву принять участие в экспедиции абиссинского военного отряда на очередное усмирение непокорных «сидамо». Так называли жители христианской метрополии южных мусульман и язычников. Николай Степанович увидел «страну озёр» как называли область Каффу. Это путешествие было смертельно опасно. Перемещение иностранцев по стране жёстко контролировалось имперскими властями. Поэт был прикомандирован к отряду в качестве советника.
Мех леопарда на плечах,
Меч на боку, ружье в руках, —
То абиссинцы; вся страна
Их негусу покорена,
И только племя Гурабе
Своей противится судьбе,
Сто жалких деревянных пик —
И рассердился Менелик.
Н.С. Гумилёв «Мик», 1914
Отряд был направлен на усмирение сомалийских племен Афар, которых единоверцы-арабы называли Данакиль. Они обитали в районе соляной пустыни. Гумилёв своими глазами видел жестокую войну абиссинской армии с языческими племенами, что он и описал впоследствии поэме «Мик».

Экваториальная Африка была давно колонизирована англичанами, французами и немцами, вывозившими отсюда слоновую кость, кофе, ценную древесину и каучук.
Николай Степанович путешествовал по Африке с военным отрядом абиссинцев. Интересный факт, что авторитет его сильно вырос после того, как ему удалось убить слона. Это приравнивалось к убийству сорока врагов и давало право носить в ухе золотое кольцо и выставить хвост убитого зверя перед своим домом.
Спутниковая карта современной Африки
В марте 1911 года через восемьдесят дней после того как он покинул Адис-Абебу, Гумилёв вернулся в Россию. Из путешествия он привез помимо трофеев тропическую лихорадку, которая мучала его всю дорогу домой.

Свои вечатления о втором посещении Африки Николай Степанович описал так:
«Европеец, если он счастливо проскользнет сквозь цепь ноющих скептиков (по большей части из мелких торговцев) в приморских городах, если не послушается зловещих предостережений своего консула, если, наконец, сумеет собрать не слишком большой и громоздкий караван, может увидеть Африку такой, какой она была тысячи лет тому назад: безымянные реки, где, кажется, смеет возвышать голос только Бог, скрытые в горных ущельях сплошь истлевшие леса, готовые упасть от одного толчка; он услышит, как лев, готовясь к бою бьет хвостом бока и как коготь, скрытый в его хвосте, звенит, ударяясь о ребра; он подивится древнему племени шангалей, у которых женщина в присутствии мужчины не смеет ходить иначе, чем на четвереньках; и если он охотник, то там он встретит дичь, достойную сказочных принцев. Но он должен закалить одинаково и своё тело и свой дух: тело — чтобы не бояться жары пустыни и сырости болот, возможных ран, возможных голодовок; дух — чтобы не трепетать при виде крови своей и чужой и принять новый мир, столь не похожий на наш, огромным, ужасным и дивно-прекрасным».
Последнее африканское путешествие
Оглушенная рёвом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят серафимы…

Дай за это дорогу мне торную,
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем чёрную,
До сих пор неоткрытую реку
Н.С. Гумилёв «Вступленье», 1917
В феврале 1913 года Гумилёв неожиданно получил предложение от Академии наук возглавить научную экспедицию в Северо-Восточную Африку.

Анатолий Доливо-Добровольский, один из авторитетных исследователей жизни и творчества Николая Гумилёва, считает, что кандидатура поэта вызвала одобрение у маститых учёных по одной веской причине: подобные путешествия «контролировались Военным министерством». Он уверен, что поэту «были также даны какие-то особые секретные поручения». Тем более, что экспедиция состоялась в предгрозовое время – всего за год до начала Первой мировой войны.
Николай Степанович представил в Музей антропологии и этнографии в Петербурге проект грандиозного проникновения в Данакильскую пустыню, включавший в себя даже объединение сомалийских племён. Однако к таким масштабным мероприятиям Музей этнографии оказался не готов.
Тогда он разработал новый, более реалистичный план: «Я должен был отправиться в порт Джибути в Баб-Эль-Мандебском проливе, оттуда по железной дороге к Харрару, потом, оставив караван, на юг, в область, лежащую между Сомалийским полуостровом и озёрами Рудольфа, Маргариты, Звай: захватить как можно больший район исследования; делать снимки, собрать этнографические коллекции, записывать песни и легенды. Кроме того, мне предоставлялось право собирать этнографические коллекции». В напарники взял с собой своего племянника Николая Сверчкова [по-домашнему «Колю-маленького»].
А вот «дополнительные задачи», по выражению Доливо-Добровольского, предполагали «собрать сведения о политическом положении в Абиссинии, о возможном участии разных абиссинских племён в военных действиях на стороне России, если таковые развернутся на чёрном континенте, о целесообразности их использования в разных родах войск».

Итак, 1 апреля 1913 году «отбыли из Одессы в Джибути командированные Антропологическим музеем Императорской Академии Н.С. Гумилёв и Н.Л. Сверчков для производства научных исследований», как писали о них в газетах.
По дороге Гумилёв познакомился на пароходе с молодым турецким дипломатом Мозар-беем, который был назначен в Абиссинию в качестве нового генерального консула османской империи в древнем мусульманском городе Харрар, где десятилетия назад жил французский «проклятый поэт» Артюр Рембо. Впоследствии он оказал Гумилёву поддержку и организовал его проживание на территории турецкой миссии в Харраре.

По пути в Африку пароход зашел в Стамбул, который находился на военном положении. Гумилёв посетил мечеть Айя-София и оставил об этом такие воспоминания:
«Перед нами сердце Византии…. Чудится, что архитектор задался вылепить воздух. Мягкие ковры заглушают шаг. На стенах видны тени замазанных турками ангелов. Маленький седой турок… показал нам зарубку на стене, сделанную мечом султана Магомета; след от его же руки омочен в крови; стену, куда, по преданию, вошел патриарх со святыми дарами при появлении турок».
Путешествие в Африку было наполнено интересными встречами и новыми знакомствами. Как отмечает Николай Степанович, «в Харраре у нас оказался даже соотечественник, русский подданный армянин Артем Иоханжан, живший в Париже, в Америке, в Египте и около двадцати лет живущий в Абиссинии». Возможно, этот «неожиданный знакомец» тоже не случайный человек в «шпионском ремесле». Впрочем, сам Гумилёв утверждал, что «на визитных карточках он значился как доктор медицины, доктор наук, негоциант, комиссионер и бывший член Суда…».

На этот раз Николай Степанович не участвовал в военных рейдах. Он занимался научной деятельностью, собрав большую этнографическую коллекцию и посетив древний город Харрар.
Он прибыл в страну в качестве представителя Императорской Академии наук. Проследовал из знакомого уже Джибути через городок Дире-Дауа, по железной дороге, которую строили французы. Дорога оказалась размыта, и добираться до Харрара пришлось «с оказией» — на дрезине и на мулах. Гумилёв вспоминал: «Дорога напоминала рай на хороших русских лубках: неестественно зелёная трава, слишком раскидистые ветви деревьев, большие разноцветные птицы и стада коз по откосам гор. Воздух мягкий, прозрачный и словно пронизанный крупинками золота. Сильный и сладкий запах цветов...».
Гумилёв с проводниками у палатки. Абиссиния, 1913
Фотография Н.Сверчкова
В 1913 году город Харрар представлялся европейским путешественникам совсем средневековым. Это была исламская твердыня в Восточной Африке. Гумилёв оставил записи о Харраре: «Внутри это совсем Багдад времен Гаруна- аль-Рашида. Узкие улицы, которые то подымаются, то спускаются ступенями, тяжелые деревянные двери, площади, полные галдящими людьми в белых одеждах, суд, тут же на площади, — всё это полно прелести старых сказок».
Здесь Гумилёв познакомился с расом Тафари Макконеном, сыном Менелика II, который в отличие от отца имел кроткий характер и был склонен к европизации.: «Мы остановились у дома генерал-губернатора – дедьязмача [правильно – дэджазмача; один из высших титулов Абиссинии] Тафари, сына Раса-Маконена, который со своей свитой ожидал нас во дворе своего дома. Это юноша 18-19 лет... несмотря на свою молодость, назначен генерал-губернатором или лучше сказать владетелем Харрара. Молодой мальчик, худенький... Носит по отцу титул высочества. Понимает он, впрочем, по-французски.... Прекрасна у Тафари его улыбка, которая делает его одновременно привлекательным и живым». Впоследствии «мальчик» стал регентом, а затем – императором Хайле Селассие I и правил до 1974 года.
Восемь дней от Харрара я вёл караван
Сквозь Черчерские дикие горы
И седых на деревьях стрелял обезьян,
Засыпал средь корней сикоморы.

На девятую ночь я увидел с горы -
Этот миг никогда не забуду!
Там внизу, в отдаленной равнине, костры,
Точно красные звёзды, повсюду…

И как поят парным молоком старики
Умирающих змей престарелых,
И, мыча, от меня убегали быки,
Никогда не видавшие белых.

Временами я слышал у входа пещер
Звуки песен и бой барабанов,
И тогда мне казалось, что я Гулливер,
Позабытый в стране великанов.

И таинственный город, тропический Рим,
Шейх-Гуссейн я увидел высокий,
Поклонился мечети и пальмам святым,
Был допущен пред очи пророка…
Н.С. Гумилёв «Галла», 1918
Из Харрара Николай Степанович отправился в научную этнографическую экспедицию с караваном на юго-запад в земли Галла, миновав озёра Оромайя и Адели. По дороге его товарищ Николай Сверчков чуть было не был съеден крокодилами при переходе речки с караваном мулов. Путешественники посетили мусульманскую святыню — могилу святого Гуссейна, посещение которой приравнивалось к паломничеству в Мекку и Медину. Там Гумилёв вместе в паломниками прошёл между камней, между которыми по приданию грешник пройти не сможет, застряв там навсегда.
Начался сезон дождей, вся земля превратилась в месиво, и путь назад был осложнен тем, что Сверчков получил лихорадку. Двухмесячное путешествие завершилось, «сего 975 км. без Дире-Дауа и Харрара» -, записал Гумилёв в своем дневнике. Больше тысячи километров по Африке.

По воспоминаниям литературоведа Владимира Полушина, Гумилёв сдал в качестве отчёта три коллекции в Музей антропологии и этнографии. Известный учёный-африканист, академик Д. Ольдерогге, в ту пору секретарь академии, отмечал: «Интересна… коллекция в 128 предметов. Собранная в Восточной Африке… командированным туда г. Н.С. Гумилёвым. Племя сомали было до сих пор представлено в музее лишь несколькими предметами; доставленные г. Гумилёвым 48 сомалийских предметов дополняют картину быта этого племени. Совершенно не были до сих пор представлены харрари, по быту которых в коллекции г. Гумилёва имеется 46 предметов. Остальная часть собрания пополняет прежние коллекции музея по быту и культуре Абиссинии».
Была и еще одна коллекция, которая имела «двойное назначение». Это фотографические снимки, которые несли в себе неоценимую визуальную информацию.

В 1947 году в лондонском архиве поэта и художника, близкого друга Ахматовой Бориса Анрепа и военного разведчика на Британских островах, была обнаружена «Записка об Абиссинии», имевшая подзаголовок: «Записка относительно могущего представиться набора добровольцев для французской армии в Абиссинии». Под документом стояла подпись: «Прапорщик 5-го Александрийского гусарского полка Российской армии Гумилёв».
Историк спецслужб Василий Ставицкий, бывший сотрудник советской контрразведки, утверждает, что эта «Записка об Абиссинии» написана летом 1917 года в Париже. Суть этого документа сводилась к анализу возможностей Абиссинии по мобилизации добровольцев из числа для пополнения союзнических войск на германском фронте. «Записка об Абиссинии» написана на французском языке, так как предназначалась на рассмотрение объединенному командованию Антанты».
Николай Гумилёв среди местных жителей. Абиссиния, 1913
Фотография Н.Сверчкова
Так завершился последний, третий африканский вояж, русского поэта. Вернувшись, Гумилёв отправился добровольцем на Первую Мировую войну. Это была его жизненная позиция - удивительная универсальность, видение мира в объёме и многообразии проходят через всё его творчество.
Ещё немного разведки, или
Что было после Африки
Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,
В Африку, как прежде, как тогда,
Лечь под царственную сикомору
И не подниматься никогда.

Бархатом меня покроет вечер,
А луна оденет в серебро,
И быть может не припомнит ветер,
Что когда-то я служил в бюро…
Н.С. Гумилёв «Униженье», 1917
После мобилизации с фронта Гумилёв, став корреспондентом «Русской воли», из Петрограда через Стокгольм, Осло и Берген, добирается до Лондона. В письмах к Ахматовой он не сообщает о характере его работы, но намекает, что она сродни той, «что выполняется Анрепом в Англии»

В Лондоне Николай Гумилёв бывает в модных салонах, общается с местной богемой. Особенно примечательная встреча состоялась в доме леди Джулиет Дафф на Мейфер-стрит. Николай Степанович познакомился с классиком английской литературы Гербертом Кийтом Честертоном. Он писал Ахматовой: «Его здесь или очень любят, или очень ненавидят. Но все считаются».

Николай Гумилёв в форме уланского полка
Фотография 1914 года
«Среди гостей был майор Морис Беринг, который привёл русского в военной форме, – вспоминал позже Честертон, – Говорил он по-французски, совершенно не умолкая, и мы притихли; а то, что он говорил, довольно характерно для его народа. Многие пытались определить это, но проще всего сказать, что у русских есть все дарования, кроме здравого смысла. Он был аристократ, помещик, офицер царской гвардии, полностью преданный старому режиму… Скажу одно: когда он вышел в дверь, казалось, что точно так же он мог выйти в окно. Коммунистом он не был, утопистом – был, и утопия его была намного безумней коммунизма. Он предложил, чтобы миром правили поэты. Как он важно пояснил нам, он и сам был поэт. А, кроме того, он был так учтив и великодушен, что предложил мне, тоже поэту, стать полноправным правителем Англии. Италию он отвел Д'Аннунцио, Францию – Анатолю Франсу».
Дом, где жил Борис Анреп, у которого часто бывал Гумилёв. Лондон, Понд-стрит, 4
Из книги Степанов, Е.Е. Поэт на войне. Николай Гумилев, 1914-1918, 2014
Вполне вероятно, что разговор между собратьями по перу касался не только геополитических проектов, но и реальной политики. Ведь весной-летом 1917-го сам Честертон вернулся из России. Он несколько завуалировано писал об этом в «Автобиографии»: «Я бывал в интересных местах и видел интересных людей; участвовал в политических распрях; беседовал с государственными мужами в часы, когда решались судьбы наций...».
В России побывал и другой известный английский писатель-шпион – Сомерсэт Моэм, который был более откровенен: «Я поступил в органы разведки, где, как мне казалось, мог принести больше пользы… Меня направили с секретной миссией в Петроград [не допустить власти большевиков]. Я колебался – поручение это требовало качеств, которыми я, как мне казалось, не обладал, но в ту минуту никого более подходящего не нашлось, а моя профессия была хорошей маскировкой для того, чем мне предстояло заниматься… миссия моя окончилась полным провалом… Через три месяца после моего приезда в Петроград грянул гром, и все мои планы пошли прахом. Я возвратился в Англию».

«Парижский альбом» Николая Гумилёва, 1916
Обложка оформлена Натальей Гончаровой
Из книги Степанов, Е.Е. Поэт на войне. Николай Гумилев, 1914-1918, 2014
Союзников по Антанте волновал и другой извечный вопрос, который, не давал спать британскому Льву. И тут уместно вспомнить слова Бисмарка: «В Азии англичане гораздо менее успешны в цивилизаторской деятельности, чем русские…».

Гумилёв уезжает в Париж. Поселившись в отеле на улице Пьера Шарона, 59, он отыскал своих знакомых, известных художников, Михаила Ларионова и его супругу Наталью Гончарову. Их стараниями был оставлен в Париже и прикомандирован в распоряжение представителя Временного правительства при русских войсках во Франции генерал-майора Михаила Занкевича.
Второй парижский адрес Гумилёва. Сквер Альбиони, 1 под станцией метро Пасси. Фотография Т.М. Фёдоровой.
Из книги Степанов, Е.Е. Поэт на войне. Николай Гумилев, 1914-1918, 2014
В Париже Гумилёв выполняет ряд специальных поручений и готовит документы для мобилизационного отдела объединенного штаба союзнических войск в Париже. Одним из таких служебных документов была уже упоминаемая «Записка об Абиссинии».

После того, как власть в России захватили соратники Ленина, Гумилёв решает отправиться в Персию, на Месопотамский фронт. Поэтому в январе 1918 года поэт-разведчик снова едет в Лондон с надеждой попасть на Восток. Генерал Занкевич дал ему блестящие характеристики, но из-за отсутствия финансирования эта поездка не состоялась. В Лондоне Борис Анреп устраивает своего друга в шифровальный отдел Русского правительственного комитета в Великобритании. Там Гумилёв проработал два месяца, но чиновничья работа не устраивала ищущего более активного применения офицера.
Николай Степанович оставляет Борису Анрепу свои боевые награды, архив, включающий копии документов о деятельности в Париже, письма, стихи и переводы, написанные во Франции и Англии. А также собственноручно переписанные в толстую тетрадь в зелёном сафьяновом переплете с золотым тиснением «Autographs».

4 апреля Николай Гумилёв покидает Лондон и через Скандинавию и Мурманск возвращается в Россию, в Петроград, где активно занимается литературной деятельностью и преподаванием.
Но несмотря на французские и английские «рандеву», всё же главной иностранной меккой, повлиявшей на творческий и жизненный путь, для Гумилёва была Африка. Её тропическими мотивами овеян значительный пласт поэтического наследия Николая Степановича.

При рассмотрении расположения стихов в книгах можно увидеть, что в первой книге «Путь конквистадоров» африканских стихов совсем нет. Во второй книге «Романтические стихи» их достаточно много. Гумилёв гордился «африканскими» стихами, вошедшими в этот сборник. В декабре 1907 года он писал из Парижа Брюсову, которого считал своим мэтром: «У меня есть три стихотворения, род серии, африканские мотивы. Два из них, «Жирафа» и «Носорога», Вы знаете». Третье - «На таинственном озере Чад» было приложено к письму. Но более всего «африканская линия» прослеживается в цикле «Шатёр».
Фантазия на африканскую тему
Африка в поэзии Гумилёва тесно связана с понятиями рая и ада (тепло, природа многообразна, но иногда удушливо жарка). Примечательно, что в некоторых религиозных африканских доктринах Африка - не рай и не ад, но часть вселенского равновесия. Например, одно из местных верований гласит, что люди появились из частей огромной птицы, погибшей из-за непослушания Богу, из различных частей - разные народы.

Возможно, именно это и привлекало Гумилёва в Африке. Здесь он нашёл настоящее, первобытное состояние земли, тот самый первозданный рай. Поэт восхищается обилием, насыщенностью красок. В его изображении африканской природы нет полутонов, все в высшей, превосходной степени. Часто тропический континент воспринимается как «земной рай» в метафорическом смысле. Африка противопоставляется повседневной серости и банальности, принимает образ райского сада.
А кругом на широких равнинах,
Где трава укрывает жирафа,
Садовод Всемогущего Бога
В серебрящейся мантии крыльев
Сотворил отражение рая:
Он раскинул тенистые рощи
Прихотливых мимоз и акаций,
Рассадил по холмам баобабы,
В галереях лесов, где прохладно
И светло, как в дорическом храме,
Он провёл многоводные реки
И в могучем порыве восторга
Создал тихое озеро Чад…
Н.С. Гумилёв «Судан», 1918
Книги по истории, культуре, литературе и религии Эфиопии